Дина Дурбин улыбалась так беззаботно, что редкие снежинки таяли, едва подлетев к плакату. Так можно улыбаться, только если ты уверена, что ты — красива, что у тебя в жизни всё хорошо, что слесарь Миша Криницкий пришёл на картину в третий раз, и придёт ещё в четвёртый и пятый…
— Маруся, два билетика,— попросил Вадим, водитель нового МАЗа. Он осторожно подмигнул — так, чтобы не заметила его спутница в модной шляпке. Вчера и шляпка, и спутница были другими.
— Остались только на последний ряд,— привычно бросила Маруся, стукнув костяшками на счётах.
— Ах, незадача! — всплеснул руками Вадим.— Зина… э, то есть Катерина,— обратился он к шляпке,— вы не будете против, если на последний ряд?.. Ну вот и прекрасно!..— И он протянул руку за билетами.
Фонарь слегка раскачивался, поскрипывая, как будто постоянно переводил взгляд то на глаза кинозвезды, то на её завораживающую улыбку. Началась кинохроника. Дина Дурбин приветливо улыбалась успехам животноводства, она с любопытством улыбалась открытию нового вокзала, победно улыбалась разоблачению предателей, с надеждой улыбалась борьбе корейских коммунистов…
— Марусенька, не закрылась ещё? — восклицал запыхавшийся счетовод Дмитрий Михеич. Сложно было поверить, что этот нескладный, полный старичок в доисторической шубе совсем недавно командовал партизанским отрядом.— Марусенька, билетики остались?
— Для вас, Дмитрий Михеич, всегда остались,— ответила Маруся, отрывая билет.— Да что вы! — воскликнула она, глядя на монеты в руке счетовода.— Героям у нас бесплатно!
— Ох-ох-ох,— шутливо протянул старичок,— да какой же я теперь герой? На меня и девушки не глядят! — Он покосился на плакат.— А что, картина хорошая?
— Не знаю,— ответила Маруся.— Не смотрела. Про любовь.
— Ну, про любовь — это хорошо! — обрадовался Дмитрий Михеич.— Это мне как раз по возрасту!
На ходу расстёгивая шубу и спотыкаясь, он поспешил в зал. Маруся вздохнула. Сорок восемь билетов — и ни одного знака внимания, ни одного комплимента… Она даже согласна не услышать ни слова про свою новую причёску, на которую ушло полтора часа, про то, как ей идёт эта кофточка,— но хоть бы просто спросили: «Как жизнь, Маруся?» Никто не спросит…
Дине Дурбин легко улыбаться. Разве она знает, что такое — быть некрасивой? Ненавидеть зеркала и фотокарточки, модные шляпки и туфли, расчёски и заколки… Ненавидеть лучшую подругу Таню за то, что Миша Криницкий за ней ухаживает. Ненавидеть Дину Дурбин, Грету Гарбо, Одри Хэпберн, Орлову, Целиковскую и весь кинематограф. Ненавидеть Толю Кучера, который рисует плакаты к новым фильмам. Толя имел привычку сперва изображать кинозвёзд совершенно обнажёнными и созывать всю мужскую часть клуба на «предварительный просмотр», после чего дорисовывал костюмы и вывешивал плакат на стену. Волшебная сила Толиного искусства была сокрушительной: Маруся то и дело слышала, как ребята в горячих спорах обсуждают прелести заокеанских красавиц так, как будто видели их воочию, а не в исполнении фантазёра и пошляка Толи.
Даже водитель Вадим, сводивший в кино всех незамужних девчат города (и даже некоторых замужних), относился к Марусе так же, как до этого к бабе Тоне, прежде работавшей в кассе. Маруся даже подозревала — он вовсе не замечал, что кассирша сменилась.
Из зала доносились отголоски музыки, под которую пела и танцевала счастливая кинозвезда. А снаружи сыпал вялый снег, подвывал ветер, скрипел фонарь. Маруся в старом пальто брела домой, привычно сдерживая подступающие слёзы.
Её мама была очень симпатичной — даже на последней карточке с фронта, где она в бушлате и ушанке склонилась над ранеными, усталая, голодная, невыспавшаяся — она всё равно оставалась красавицей. Бабушка тоже была красивой — в начале века заезжий поручик влюбился без памяти, да так и остался навсегда. А прапрабабушка Варвара Степановна… О ней рассказывали легенды. Она жила в Петербурге и была в центре внимания всей светской публики. За ней ухаживали князья и графы, немецкий посол и французский поэт. Сам государь пожаловал ей дом и экипаж — если верить слухам, для того, чтобы она не раскрывала своего мимолётного, но крайне пылкого романа с юным Александром… Слухи, правда, говорили и о том, что позже она хотела околдовать Александра, но была разоблачена и сослана в этот захолустный городок.
Маруся прибралась в своей комнатке. Она занималась этим каждый вечер, хотя это было совершенно не нужно — никто не приходил в гости. Но надо было чем-то заняться, пока заканчивался сеанс, пока Вадим провожал довольно-смущённую обладательницу шляпки, пока Миша Криницкий стоял под окнами Тани в надежде, что она наконец обратит на него внимание, пока Толя Кучер впускал к себе в каморку двух, а то и трёх девушек сразу…
Маруся мечтала хотя бы во сне увидеть, будто она — красавица, будто Миша и Вадим вместе провожают её до дома, будто пошляк Толя рисует её, а не Дину Дурбин… Но сны были серые и обыденные, наутро они забывались, оставляя только разочарование.
Вдруг Марусе показалось, что на стуле у кровати кто-то сидит. Она осторожно приоткрыла один глаз — и увидела пышные чёрные кружева, золотой браслет на высохшем, узловатом запястье, изящный лорнет на цепочке…
— Варвара Степановна,— сказала Маруся без всякого выражения. Глубоко в сознании промелькнуло, что в таких случаях следует, например, испугаться и вскрикнуть, но Маруся не видела в этом нужды.
Старуха возвышалась чинно и торжественно, похожая то ли на ворону, то ли на актрису Мясникову. Её высокий напудренный парик с перьями, казалось, упирался в потолок.
— Знаю твоё горе,— сказала она хриплым и властным голосом.— Помогу, если хочешь.
— Как?
— Будешь красавицей,— произнесла старуха.— Как я.
Маруся перевела взгляд и увидела дряхлое, сморщенное, безобразное лицо; толстый слой парфюмерии только подчёркивал его безнадёжно позднюю осень.
— За мной ухаживал граф Рудасов,— сказало это лицо,— граф Тоцкий, князь Беклемишев… Генерал Пашутин хотел бросить свой дом и четверых детей и увезти меня… Жан Лавьер осыпáл меня цветами. Денисов, купец первой гильдии, обещал до конца дней обеспечивать все мои расходы, даже если я не соглашусь стать его женой… И Александр…
Она устремила взгляд куда-то вдаль, и Марусе показалось, будто там звучит вальс, и в огромной светлой зале кружатся роскошные пары…
— Всё это прошло,— отрезала Варвара Степановна, и вальс резко оборвался.— Сначала одна маленькая складочка, потом одна лишняя морщинка, один седой волос… А потом ещё и ещё… И вот уже граф Рудасов не спешит в гости, князь Беклемишев не зовёт на приём, Денисов забыл о своём обещании… Вот уже слышу где-то: «Как, вы не знаете, кто это? Это же Варвара Мутурлина, знаменитая красавица… была». А ты не хочешь верить, не хочешь сдаваться; ты пробуешь новые средства, выписываешь из Франции тушь, помаду, румяну, белила, пудру, заказываешь платья по цене хорошей коляски… Цветочные ванны, маски на лицо, омолаживающий крем… Почти каждый день я разбивала зеркало и заказывала новое. А меж тем в свете блистали другие красавицы — они все были мне ненавистны, хотелось их убить, отравить, заколоть… Но мои годы, хотя отняли красоту, принесли мудрость. Я надолго затворилась у себя в доме, никого не принимала, никуда не выезжала. Я хотела, чтобы в Петербурге навсегда запомнили прежнюю Мутурлину, юную и прекрасную. А после я отправилась сюда. Я уезжала ещё хорошенькой, но увядающей женщиной; сюда я приехала через две недели уже старухой. Мне было сорок четыре года.
Марусе слышался стук копыт, громкое «Тпру!», скрип старой калитки… Облезлое перо, задев за крышу экипажа, отрывается от шляпы и плавно скользит вниз, будто дряхлый осенний лист. Фасад с облупившейся краской, потрескавшееся стекло в гостиной, мелкий дождь…
— Однажды, через много лет, граф Тоцкий был здесь проездом,— продолжала старуха.— Мы случайно встретились… Сначала он не узнал, но потом… Этот взгляд… Не дай тебе бог увидеть такой взгляд. Так смотрят на могильный памятник. И правда, мне показалось тогда, что на самом деле я давным-давно мертва…
Маруся почувствовала ход времени. Она ощутила, как медленно, со скрипом, тащится день за днём — будто хромые калеки унылой вереницей бредут под наскучившим дождём. Без смысла, без цели, без чего-то самого главного… Всё позади, а перед глазами только унылый туман — всё плотнее и плотнее; в нём тонут краски, лица, голоса, становится трудно дышать… Даже не столько трудно, сколько незачем.
— Завтра ты проснёшься красавицей,— сказала старуха.— Весь город заговорит только о тебе.
И тут Маруся испугалась.
— Нет! — вскрикнула она.— Не надо! Не хочу!
Вдруг старуха улыбнулась. Впрочем… была ли это старуха? Пожилая женщина, статная и привлекательная, поднялась со стула.
— Я знаю, чем тебе помочь,— сказала она.— Только не торопись. Подожди немного.
Яркое утреннее солнце заливало свежие сугробы. Звонко раздавался заводской гудок. Маруся вскочила и с опаской посмотрела в зеркало. К счастью, оно не показало ничего нового.
Вскоре Маруся, напевая про сирень-черёмуху, шла на работу в клуб. Дина Дурбин улыбалась ей, как лучшей подруге.
— Ты у меня красавица,— говорила мама, заплетая Даше косички.— Вся в бабу Марусю.
— Баба Маруся была красивая, как Белоснежка? — уточнила Даша.
— Как «Просто Мария»? — предположила девочка.
Мама засмеялась.
— Ты не помнишь, ты была совсем ещё маленькой, когда…— Она вздохнула.— Когда бабушке было шестьдесят лет, все думали, что ей сорок. Она всегда улыбалась, всегда была в хорошем настроении, любила пошутить… У неё было много друзей. За ней даже ухаживали молодые люди…
— Они дёргали её за косички! — догадалась Даша.
— Нет, бабушек за косички не дёргают. Но ей дарили цветы, конфеты, шампан… э, лимонад… Тут, знаешь, был случай — к нам приезжала одна известная американская актриса. У неё здесь похоронен прадед; она была на фестивале в Москве, и решила заодно слетать в наш город. Журналисты понаехали… А баба Маруся как раз в тот день тоже приходила на кладбище, навестить дедушку. Так вот, столичные журналисты, как её увидели — сразу подумали, что она и есть та самая актриса! Представляешь, бросились с камерами, с микрофонами… Про это даже написали в газете!
— И про меня напишут,— уверенно сказала Даша.
— Обязательно напишут,— согласилась мама.— Напишут про то, какая ты красавица, какая ты умница. Ты всю жизнь будешь самой красивой. И самой счастливой — как твоя бабушка.
Красавица
